АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО ПЕХЛЕВИ - бизнес погонщика ослов.

РЕЗА ШАВАД КОУХ: ПЕРСИДСКИЙ КАЗАК — ЗАРОЖДЕНИЕ БОГАТСТВА — ЗЕМЛЯ И НЕФТЬ — ТРЮК С УЧРЕЖДЕНИЕМ ФОНДА — ПРИБЫЛИ И БЕГСТВО.

Когда через год после свержения иранского шаха новое иранское правительство назвало его «крупнейшим в истории грабителем», против этого не смогли возра­зить даже те американские и швейцарские банки, которые были уполномочены управлять капиталами семейства Пехлеви, вывезенными за границу.

А вообще-то и возражать не было необходимости. Иранское правительство не предъявило почти никаких письменных доказательств своих утверждений. И так все знали, что такие письменные документы могут подтвер­дить только жалкие крохи из всего награбленного ша­хом, например, покупку по указанию шаха за счет иран­ской казны 17 кг чистого золота. Позднее из этого золота начеканили медали, и шах раздарил их своим прибли­женным и друзьям. Согласно другому акту, 1 млн. долл. был истрачен на строительство баскетбольной площадки во дворце наследника престола. Стены спортивного зала были фурнированы фанерой из ливанского кедра. Были среди документов и долговые расписки «Чейз Манхэттен бэнк» о том, что по указанию шаха с его личного счета из Тегерана по частям были перечислены в американский банк 2 млн. долл.

Но все это были маленькие суммы. Спасаясь от революции, шах поспешно покинул Иран, но следом за ним на трех самолетах были отправлены документы, которые действительно могли многое рассказать об источниках, происхождении и росте его личного бо­гатства.

Вполне вероятно, что об истинных размерах имущест­ва шахской династии Пехлеви мир никогда не узнает. Можно только отметить две характерные черты роста этого богатства. Во-первых, в шахском Иране не было грани между имуществом государства, то есть казной, и личным имуществом шаха. И во-вторых, в Иране госу­дарственной тайной считалось все, что было связано с состоянием имущества династии Пехлеви, а потому едва ли возможно подвести точное сальдо.

Когда историки хотят привести примеры переплетения личного и государственного в шахском Иране, они обыч­но ссылаются на две группы событий. Одна связана с ко­ронацией шаха и шахини (после прогремевших над голо­вой династии бурь положение шаха, казалось, вновь ук­репилось). Другой пример — празднество, устроенное по случаю 2500-летия со дня основания Персидского госу­дарства на развалинах древней столицы Ирана Персеполя.

На коронации шах был облачен в доставшуюся ему в наследство от отца королевскую мантию, усыпанную жемчугами, золотыми и серебряными украшениями. (На мантию было нашито 2 кг натуральных жемчужин!) У шеи она была перехвачена застежкой, которая была изготовлена для одного из шахов в XVIII веке и кото­рую украшал бриллиант в 781 карат. На пряжке золотого пояса, охватывавшего генеральский мундир шаха, сиял смарагд в 175 каратов в обрамлении из 60 бриллиантов. Читатели западных иллюстрированных журналов были буквально ошарашены стоимостью и описаниями корон­ных украшений: 3380 бриллиантов, 5 смарагдов и 2 сап­фира. В короне шахини сверкали 970 бриллиантов, 495 алмазов, 105 натуральных жемчужин, 36 рубинов и 36 смарагдов. Знаменитый «Павлиний трон», который сред­невековые правители Ирана вывезли из Индии, тоже был извлечен из бронированных хранилищ государственного банка. Вообще-то он оказался не так уж велик — всего 2 м высотой и 96 см шириной. Но золотые пластины, из которых он был изготовлен, украшали 26773 бриллианта, рубина и смарагда. (К моменту коронации украшения ко­роны оценивались в 40 млн. долл., но это только «теоре­тическая» оценка. Общая стоимость этих сокровищ во много раз больше, не говоря уж об их исторической и ху­дожественной ценности.)

Взглянем теперь на другую вспышку роскоши. 15 ок­тября 1971 г. в Персеполе на развалинах столицы бывшей Персидской империи, подчеркивавших ее величие, пос­реди ныне пустынной местности было разбито 60 фан­тастических по богатству и довольно безвкусных шат­ров для приглашенных гостей и самого императора. Шат­ры, натянутые на колья из благородных сортов дерева, были изготовлены из непромокаемого материала. Оби­тые изнутри красным бархатом, шелком и искусственной кожей, шатры были обставлены дорогой мебелью и мра­морными столами и освещены золотыми и бронзовыми светильниками. Кушанья и напитки на торжественный банкет были самолетами доставлены прямо из Парижа, из ресторана «Максим». Повара, буфетчики и официан­ты — тоже из Парижа. Для того чтобы торжественный обед протекал без помех, иранская авиационная компания установила «воздушный мост» между Парижем и Персе-полем. (Оно и понятно: как иначе перебросить без по­терь и срочно 25 тыс. бутылок дорогих марочных вин «Шато Лафит Ротшильд» по цене 100 долл. за бутылку!)

Празднество по ценам того времени обошлось в 100 млн. долл. Вскоре один американский журналист полу­чил у шаха интервью. «Не преувеличивает ли молва расхо­ды и пышность юбилейных празднеств в Персеполе?» — несмело поинтересовался он.

Шах тогда (в первый и последний раз) сформули­ровал свой взгляд на личную собственность государя и на ее переплетение с собственностью государственной. Он так выразил свою мысль: «Вы у себя на Западе не по­нимаете моей философии власти. Персы считают своего государя отцом. Все, что принадлежит им, принадлежит и их отцу. Все, что израсходует отец, считается, что из­расходовали они. И я не сделал ничего другого, как толь­ко отпраздновал семейный день рождения. А глава семьи — это тоже я». Вот и все, что касается переплете­ния личной и государственной собственности в Иране.

Что же касается государственной тайны, то француз­ский историк Жерар де Вийер, поддерживавший хорошие отношения с шахским двором, так характеризовал обста­новку: «Абсолютное требование держать все в тайне не позволяет получить даже приблизительные данные отно­сительно шахского имущества. Все, что связано с иму­ществом государя и остальных членов клана Пехлеви, хранится в глубочайшей тайне, то есть является совер­шенно секретным. Своими финансовыми делами государь руководит единолично или через единственное доверен­ное лицо — заместителя министра двора. Часть шахского имущества составляют огромные земельные владения, ко­торые не были поделены между крестьянами во время зе­мельной реформы. Судя по всему, шахским имуществом в целом управляет швейцарский банк «Юнион де бэнк Сюиз». Доходы шаха складываются из самых различных источников — от вкладов за рубежом до нефтяных тан­керов и дворцов. Иногда наружу просачиваются и более подробные сведения, а точнее говоря, сплетни о размерах богатств шаха. На основании этих слухов можно лишь сказать, что речь идет о многих миллиардах долларов, находящихся в личном владении шаха, даже если оста­вить без внимания семейные предприятия, замаскирован­ные под государственные фирмы».

Боясь нарушить тайну, люди в Тегеране только шепо­том делились сведениями о богатствах шаха друг с дру­гом. Говорили, например, что гостиница «Хилтон» в Теге­ране является, собственно говоря, собственностью шаха и что одна из сестер шаха за 5 млн. долл. построила себе дворец из розового мрамора. Другая его сестра, принцес­са Ашраф, имеет даже три дворца в Иране, виллу на французской Ривьере, две роскошные квартиры в Па­риже и одну в Нью-Йорке. Кроме того, она — главный акционер иранской лотереи и каждую неделю загребает себе миллионы из прибылей этого предприятия.

Де Вийер на основе таких отрывочных сведений и слу­хов однажды заявил: «Жизненный стиль семейства Пех­леви поверг бы в финансовую катастрофу и разорил бы самого Рокфеллера...»

Все это, однако, мы, пользуясь американским выраже­нием, назвали бы только «мелкими орешками». Драго­ценности короны — большей частью наследие от дальних предков иранских шахов, и хотя они принадлежат «главе шахского семейства», в час бегства шаха они так и оста­лись лежать в стальных сейфах государственного банка. Внешние признаки роскоши — это только косвенная, пусть и говорящая о многом, информация о размерах имущества Пехлеви. Но зато история возникновения это­го богатства и техника управления им общеизвестны. И это на данный момент единственный способ, с помощью которого, пусть не в цифрах, можно определить разме­ры «великого грабежа».